Неточные совпадения
Он ушел в свою комнату с уверенностью, что им положен первый камень пьедестала, на котором он, Самгин, со временем, встанет монументально. В комнате стоял тяжелый
запах масла, — утром стекольщик замазывал на
зиму рамы, — Клим понюхал, открыл вентилятор и снисходительно, вполголоса сказал...
На него вдруг будто среди
зимы пахнуло южным ветром.
Зима,
зима, а палубу то и дело поливают водой, но дерево быстро сохнет и издает сильный
запах; смола, канат тоже, железо, медь — и те под этими лучами
пахнут.
Флигель этот стоял на дворе, был обширен и прочен; в нем же определил Федор Павлович быть и кухне, хотя кухня была и в доме: не любил он кухонного
запаха, и кушанье приносили через двор
зимой и летом.
Я отправился по этой тропинке; дошел до пасеки. Рядом с нею стоял плетеный сарайчик, так называемый амшаник, куда ставят улья на
зиму. Я заглянул в полуоткрытую дверь: темно, тихо, сухо;
пахнет мятой, мелиссой. В углу приспособлены подмостки, и на них, прикрытая одеялом, какая-то маленькая фигура… Я пошел было прочь…
«Мардарий Аполлонович Стегунов — старичок низенький, пухленький, лысый, с двойным подбородком, мягкими ручками и порядочным брюшком. Он большой хлебосол и балагур…
Зиму и лето ходит в полосатом шлафроке на вате… Дом у него старинной постройки: в передней, как следует,
пахнет квасом, сальными свечами и кожей…»
Стертые вьюгами долгих
зим, омытые бесконечными дождями осени, слинявшие дома нашей улицы напудрены пылью; они жмутся друг к другу, как нищие на паперти, и тоже, вместе со мною, ждут кого-то, подозрительно вытаращив окна. Людей немного, двигаются они не спеша, подобно задумчивым тараканам на шестке печи. Душная теплота поднимается ко мне; густо слышны нелюбимые мною
запахи пирогов с зеленым луком, с морковью; эти
запахи всегда вызывают у меня уныние.
Около юрт обыкновенно стоят сушильни с рыбой, распространяющей далеко вокруг промозглый, удушливый
запах; воют и грызутся собаки; тут же иногда можно увидеть небольшой сруб-клетку, в котором сидит молодой медведь: его убьют и съедят
зимой на так называемом медвежьем празднике.
Это луковичное растение с сильным чесночным
запахом когда-то у постовых солдат и ссыльных считалось верным средством от цинги, и по тем сотням пудов, которые ежегодно заготовлялись на
зиму военной и тюремной командами, можно судить, как распространена была здесь эта болезнь.
Если летом, при открытых окнах и дверях,
пахнет помоями и отхожим местом, то, воображаю, какой ад бывает здесь
зимою, когда внутри тюрьмы по утрам находят иней и сосульки.
Бортевые промыслы в Оренбургской губернии были прежде весьма значительны, но умножившееся народонаселение и невежественная жадность при доставанье меда, который нередко вынимают весь, не оставляя запаса на
зиму, губят диких пчел, которых и без того истребляют медведи, большие охотники до меда, некоторые породы птиц и жестокость зимних морозов] Трав и цветов мало в большом лесу: густая, постоянная тень неблагоприятна растительности, которой необходимы свет и теплота солнечных лучей; чаще других виднеются зубчатый папоротник, плотные и зеленые листья ландыша, высокие стебли отцветшего лесного левкоя да краснеет кучками зрелая костяника; сырой
запах грибов носится в воздухе, но всех слышнее острый и, по-моему, очень приятный
запах груздей, потому что они родятся семьями, гнездами и любят моститься (как говорят в народе) в мелком папоротнике, под согнивающими прошлогодними листьями.
Пришла
зима. Выпал глубокий снег и покрыл дороги, поля, деревни. Усадьба стояла вся белая, на деревьях лежали пушистые хлопья, точно сад опять распустился белыми листьями… В большом камине потрескивал огонь, каждый входящий со двора вносил с собою свежесть и
запах мягкого снега…
— Вышивали мы гладью, золотом, напрестольники, воздухи, архиерейские облачения… травками, цветами, крестиками.
Зимой сидишь, бывало, у окна, — окошки маленькие, с решетками, — свету немного, маслицем
пахнет, ладаном, кипарисом, разговаривать нельзя было: матушка была строгая. Кто-нибудь от скуки затянет великопостный ирмос… «Вонми небо и возглаголю и воспою…» Хорошо пели, прекрасно, и такая тихая жизнь, и
запах такой прекрасный, снежок за окном, ну вот точно во сне…
— Так-то вот, ваше благородие, едма нас едят эти шельмы! — сказал Половников, злобно
запахивая свой азям, — целую
зиму, почитай, чиновники из городу не выезжали, все по ихней милости!.. анафемы! — прибавил он, огрызаясь в ту сторону, где стояла Мавра Кузьмовна, — ну, да ладно же!
Летом — ходить в поля, смотреть, как
пашут, жнут;
зимою — сводить счеты.
Курзал прибодряется и расцвечивается флагами и фонарями самых причудливых форм и сочетаний; лужайки около него украшаются вычурными цветниками, с изображением официальных гербов; армия лакеев стоит, притаив дыхание, готовая по первому знаку ринуться вперед; в кургаузе, около источников, появляются дородные вассерфрау 12; всякий частный дом превращается в Privat-Hotel, напоминающий невзрачную провинциальную русскую гостиницу (к счастию, лишенную клопов), с дерюгой вместо постельного белья и с какими-то нелепыми подушками, которые расползаются при первом прикосновении головы; владельцы этих домов,
зимой ютившиеся в конурах ради экономии в топливе, теперь переходят в еще более тесные конуры ради прибытка; соседние деревни, не покладывая рук, доят коров, коз, ослиц и щупают кур; на всяком перекрестке стоят динстманы, пактрегеры 13 и прочий подневольный люд, пришедший с специальною целью за грош продать душу; и тут же рядом ржут лошади, ревут ослы и без оглядки бежит жид, сам еще не сознавая зачем, но чуя, что из каждого кармана
пахнет талером или банковым билетом.
И вдруг что-то сделалось с моим сознанием; точно мне приснилось, будто
зимой, ночью, я стою в бойне на дворе, а рядом со мною Прокофий, от которого
пахнет перцовкой; я сделал над собой усилие и протер глаза, и тотчас же мне представилось, будто я иду к губернатору для объяснений.
Он женился на слобожанке-полуякутке, его девочки говорили только по-якутски, а сам он
пахал землю, продавал хлеб, ездил
зимой в извоз и глядел на жизнь умными, немного насмешливыми глазами.
— Верно! — соглашается Гнедой. — Это я зря, не надо ругаться. Ребята! — дёргаясь всем телом, кричит он. Вокруг него летает лохмотье кафтана, и кажется, что вспыхнул он тёмным огнём. — Ребятушки, я вам расскажу по порядку, слушай! Первое — работал. Господь небесный, али я не работал? Бывало,
пашу — кости скрипят, земля стонет — работал — все знают, все видели! Голодно, братцы! Обидно — все командуют!
Зиму жить — холодно и нету дров избу вытопить, а кругом — леса без края! Ребятёнки мрут, баба плачет…
Платонов. Человечьим мясом
пахнет. Прелесть что за
запах! Мне кажется, что мы уже сто лет не видались. Черт знает, как долго эта
зима тянется! А вон и мое кресло! Узнаешь, Саша? На нем шесть месяцев тому назад просиживал я дни и ночи, отыскивая с генеральшей причину всех причин и проигрывая твои блестящие гривеннички… Жарко…
Опричь попов да чиновников, горожане
пашут землю, а
зимой ездят в извоз, только тем и кормятся.
Из-под ворот текли на улицу зловонные ручьи. Все накопившиеся за
зиму запахи оттаяли и мутным туманом стояли в воздухе. В гнилых испарениях улицы, около белой, облупившейся стены женского монастыря, сидел в грязи лохматый нищий и смотрел исподлобья. Черная монашенка смиренно кланялась.
Грозовые тучи ушли, гром умолк, а на бороде Петра Сергеича всё еще блестели дождевые капли. Весь вечер до ужина он пел, насвистывал, шумно играл с собакой, гоняясь за нею по комнатам, так что едва не сбил с ног человека с самоваром. А за ужином он много ел, говорил глупости и уверял, что когда
зимою ешь свежие огурцы, то во рту
пахнет весной.
Пахнуло наконец теплом. Я начинаю не на шутку собираться. Степа вполне одобрил мой план. Он берется быть иоим гидом. Мы проектировали наше путешествие так, чтобы сначала запастись здоровьем, а потои уже засесть где-нибудь в немецком городе и провести там
зиму.